Эта рецензия помещена на моём сайте по личной просьбе полковника Л.Н.Лопуховского.
В. САФИР
ЕЩЕ РАЗ О ПРОХОРОВСКОМ СРАЖЕНИИ.
ДВЕ КНИГИ – ДВА
ПОДХОДА.
В дни празднования 60-й годовщины Великой Победы в свет вышли одна за другой две книги о Прохоровском сражении[1]. Мне уже приходилось писать нечто вроде рецензии на совместную работу авторов по этой теме[2]. Очерк в целом получил положительную оценку читателей, в том числе, ветеранов-участников тех боев. Тем не менее, я не согласился с основным выводом авторов и высказал ряд критических замечаний. В первую очередь, это касалось оценки результатов контрудара 5-й гв. танковой армии 12 июля[3].
В упомянутых книгах речь идет не только о Прохоровке. Значительное место в своих работах авторы уделили боевым действиям до выхода противника в этот район. Бои у ставшей знаменитой станции они рассматривают, как второй этап оборонительной операции, в ходе которого с 10 по 16 июля ударная группировка Манштейна понесла большие потери, и наступление на Курск было окончательно остановлено. Внимание историков всегда привлекал вопрос, почему на северном фасе Курского выступа войска Моделя за неделю боев смогли продвинуться всего лишь на 10-12 км, а в полосе Воронежского фронта противник за два дня продвинулся на глубину 25-27 км? Наконец, почему, несмотря на ввод в сражение двух резервных армий, а это более 100 тыс. солдат и офицеров и 700 танков и САУ, противник не был разгромлен?
Авторы ввели в научный оборот дополнительно много ранее неизвестных и мало известных архивных данных. Особенно много новых сведений о боевом и численном составе советских соединений и биографических данных их командиров приводится в книге В. Замулина. В частности, он приводит много воспоминаний участников боев из фондов Государственного военно-исторического музея-заповедника в Прохоровке (ГВИМЗ). К сожалению, ему не удалось избежать фактических ошибок. Так, в таблице 11 (с. 138) вместо численного состава армий фронта он ошибочно указал его наличие в боевых частях. Что касается приводимых В. Замулиным выдержек из немецких источников (главным образом из книги С. Штадлера, командира батальона, а затем одного из полков танковой дивизии «Дас Райх»), то, на наш взгляд, он не всегда верно интерпретирует приводимые сведения, впадая порой в противоречие с самим собой. Это, прежде всего, касается направления главного удара 4-й танковой армии.
В. Замулин приводит выдержку из приказа Хота (Гота) о том, что 4-я ТА наносит удар в направлении на Курск, обходя Обоянь с востока (с. 135). Но в тексте автор придерживается официальной версии, что «главным все же являлось обояньское направление, прохоровское – вспомогательным» (с. 209). Он говорит о решительном броске к Обояни и о том, что 2-й тк СС при прорыве главной полосы обороны русских должен был содействовать 48-му тк, который наступал на Обоянь (с. 137). И после прорыва второй полосы обороны танковый корпус СС, по его мнению, должен был «бороться с нашими резервными бронетанковыми соединениями и прикрывать правый фланг 48-го тк при выполнении основной задачи 4-й ТА – прорыву к Обояни» (с. 168). Судя по тексту, не всегда последовательному, В. Замулин не полностью разобрался с замыслом командования противника. Он пишет: «план противника по прорыву рубежей 6-й гв. армии был относительно простым и потому предсказуемым» (с. 135). Слишком самонадеянное утверждение историка, даже с позиций сегодняшнего дня, когда раскрыты все карты. Поэтому ему и не удалось вскрыть подлинные причины быстрого продвижения противника.
Считается (и это
признал Г. К. Жуков), что основная причина быстрого продвижения и глубокого
вклинения противника в оборону фронта заключается в том, что Ставка ВГК и
Генштаб допустили ошибку, ожидая более сильный удар противника против
Рокоссовского, соответственно усилив его фронт. Но не надо забывать, что
оборонительная операция Центрального (ЦФ) и Воронежского (ВФ) фронтов не
являлась типичной. В районе Курского выступа стратегическая группировка
советских войск с самого начала создавалась не только для обороны, но и в целях
последующего перехода в решительное контрнаступление. Превосходство в силах
было на нашей стороне. При этом войска ЦФ сумели отразить удар
противника в пределах тактической зоны обороны без привлечения стратегических
резервов. На южном фасе Курского выступа, несмотря на усиление ВФ двумя
танковыми корпусами за счет резервов Ставки ВГК, противнику удалось
сравнительно быстро прорвать две хорошо подготовленные полосы обороны 6-й гв.
армии.
В развернувшейся в годы хрущевской «оттепели» полемике по этому поводу Г. К. Жуков, по мнению Л. Лопуховского, не столько защищал Н. Ф. Ватутина, сколько пытался оправдать серьезный просчет Ставки ВГК (и свой) в определении силы и направления удара противника. Ставка (Жуков) утвердила план оборонительной операции ВФ, оборона которого строилась без четко выраженной идеи сосредоточения основных усилий на направлении наиболее вероятного главного удара противника. Жуков доложил Сталину, что «оперативно-тактическое расположение частей фронта, группировка сил и средств по армиям и по направлениям у меня не вызывает никаких сомнений. Я считаю, оперативные решения Военного совета фронта отвечают обстановке и возможностям противника»[4] (выделено Л.Л.).
Л. Лопуховский достаточно подробно останавливается на этом вопросе, возражая маршалу (или тем, кто готовил ему аргументы). Он разбирает некоторые особенности построения обороны ВФ, командующий которого, в отличие от К. К. Рокоссовского, равномерно распределил силы и средства усиления между тремя армиями в полосе 164 км. Это не позволило создать достаточно высокие средние плотности сил, особенно противотанковых средств, на направлении вероятного главного удара противника. Недаром говорят – «кто обороняет все, не обороняет ничего». 6-я гв. армия, в полосе которой нанес главный удар Манштейн, а затем и фронт, оказались в тяжелом положении. И ответственность за это должны разделить между собой Жуков и командующий фронтом.
Лопуховский на основе анализа немецких документов сделал вполне обоснованный вывод, что противник и не планировал наносить главный удар на Обоянь. Планом ОКХ он был намечен несколько восточнее этого города. Манштейн сместил его еще более на восток, чтобы во взаимодействии с группой «Кемпф» глубже охватить основные силы ВФ. То, что главный удар наносился восточнее Обояни, подтверждается и рубежом Прилепы (40 км восточнее Обояни), Обоянь, на который должны были выйти главные силы 4-й ТА[5]. В соответствии с приказом Хота 2-й тк СС должен был достичь окрестностей Прохоровки, двигаясь основными силами южнее Псёла. Его ближайшей целью являлась Прохоровка и переправы через Псёл в районе Васильевки. С достижением ее корпусу предписывалось быть готовым к наступлению в северном направлении. Наступающему левее 48-му тк ставилась задача на преодоление р. Псел на участке 20 км юго-восточнее Обояни. Обеспечивать ударную группировку Хота с востока должна была группа «Кемпф»[6].
Вывод Лопуховского о направлении главного удара 4-й ТА, который
противоречит официальной точке зрения, многое объясняет в понимании всего хода
боевых действий сторон в операции. На острие его действовал 2-й
тк корпус СС, который по своей численности и боевому составу,
укомплектованности и вооружению частей, подготовке и боевому опыту командования
и личного состава превосходил другие соединения вермахта (Замулин отводит ему
второе место среди трех танковых корпусов). Корпус СС наступал в
центре оперативного построения ударной группировки войск Манштейна. Справа его
должны были обеспечивать 6-я тд 3-го тк группы «Кемпф», наступавшая
также в направлении Прохоровки через Сабынино, слева – 48-й тк.
Этот корпус получил больше средств усиления, его поддерживало с самого начала
наступления в четыре раза больше самолетов, чем 48-й тк.
Спрашивается, почему же тогда такое мощное средство, как 39-й отдельный танковый полк – 200 новейших танков «пантера» – придали 48-му тк? Вот выдержка из оценки обстановки командованием 4-й ТА противника 20 июня:
«За последнее время противник еще более укрепил свои позиции, значительно усилил свои средства обороны и, кроме того, по весьма достоверным сведениям, выдвинул 1-ю танковую армию <…> в район Обоянь, Курск. <…> Несмотря на это, успешное проведение операции «Цитадель» все еще возможно. Однако, учитывая широкий размах мероприятий противника, она займет более продолжительное время, чем можно было предполагать до сего времени. Поэтому объединение с 9-й армией произойдет позже намеченного срока.
Можно полагать, что после прорыва обеих оборонительных полос противника задача 4-й танковой армии будет состоять в разгроме 1-й танковой русской армии, ибо без ее уничтожения проведение операции немыслимо»[7] (выделено Л.Л.).
Вопрос о «пантерах» обсуждался 2 июля командованием 4-й ТА в связи с высказанной командиром 2-го тк СС Хауссером озабоченностью относительно отмеченного усиления обороны русских. Хот отметил, что сегодня еще нельзя принять определенное решение, и что использование полка «пантер» будет зависеть от характера действий 1-й ТА русских, и что корпусу СС в любом случае будет оказана необходимая поддержка. 48-й тк получил на усиление «пантеры» именно в предвидении возможного контрудара силами танковой армии Катукова.
Замулин почему-то опустил описание контрподготовки, проведенной в полосе ВФ, которая занимает важное место в историографии Курской битвы, и бой за позицию боевого охранения 4-го июля. В отличие от него Лопуховский утверждает, что Манштейну удалось перехитрить и Чистякова, и Ватутина относительно направления главного удара танковой армии Хота. Противник предпринял захват позиции боевого охранения русских накануне наступления только на участке 48-го тк, чтобы отвлечь их внимание от направления, где будет действовать корпус СС. Соединения последнего, как и 3-го тк, в это время находились в исходных районах в 10-15 км от нашего переднего края. Это отчетливо просматривается на приводимой им копии трофейной немецкой карты (схема 11). Отчасти и поэтому контрподготовка, проведенная фронтом, оказалась неэффективной.
Подробно разбирая вопросы проведения артиллерийской и
авиационной контрподготовки, он отмечает, что при существовавших в то
время средствах разведки и поражения невозможно было сорвать переход противника
в наступление или серьезно ослабить его удар. Но нанести ему значительно
больший урон было вполне по силам. Что касается
утверждений советских и российских историков о задержке наступления гитлеровцев
на 3 часа в результате контрподготовки, то анализ немецких документов показывает, что это не более чем очередной советский миф,
который дожил до наших дней. Никогда немцы не начинали крупную операцию
ночью. Операция «Цитадель» началась в точно
назначенное время – “y-Zeite” (время начала
пристрелки, а затем и артподготовки) – в 3.00 (в 5.00 по московскому
времени) 5 июля[8]. В 6.00 –
6.10 немцы атаковали наш передний край. За два часа до этого эсэсовцы Хауссера
захватили нужные им высоты. При этом 8-й авиакорпус противника получил
распоряжение «обратить особое внимание
на сосредоточении наличных сил над участком прорыва 2 тк СС»
(выделено Л.Л.).
Командование фронта явно не ожидало, что противник сумеет
так быстро преодолеть главную полосу обороны, но успело принять меры по
усилению обороны на второй полосе. Решение об отмене запланированного
контрудара 1-й ТА 6 июля, независимо от того, по чьей инициативе оно было
принято, оказалось правильным и весьма своевременным. Страшно подумать, к чему
могло привести лобовое столкновение танкистов Катукова с двумястами «пантер». На второй полосе дополнительно к двум стрелковым дивизиям развернулись
танковый и механизированный корпуса Катукова и 5-й гв. тк. А это более 600
танков и САУ на фронте менее 40 км, а также 200 танков 2-го гв. тк в районе
Гостищево. О многократном общем превосходстве противника в танках на участке
прорыва 6 июля уже не могло быть и речи. К сожалению, решение по
использованию соединений танковой армии по усилению обороны на второй полосе не
отвечало складывающейся обстановке.
При постановке задачи Катукову Ватутин сделал следующий
вывод из оценки противника:
«Противник
силою пяти танковых дивизий перешел в наступление с фронта Зыбино, Раково и к
15.00 в двух местах вклинился в передний край нашей обороны, занял Федоров,
Гремучий, стремясь выйти на шоссе Белгород – Обоянь для дальнейшего наступления
на Курск между Коровино и Черкасское и
распространяется на Красный Починок»[9] (выделено ЛЛ).
Все
указанные пункты в полосе наступления 48-го тк противника. Ватутин явно
недооценил положение, складывающееся восточнее. Когда он подписывал свой
приказ, оборона 52-й гв. сд в полосе наступления
эсэсовцев уже была рассечена на две части. Корпус СС, в отличие
от 48-го тк, к исходу первого дня двумя танковыми дивизиями вышел ко второй
полосе обороны 6-й гв. армии. Основные силы 48-го тк противника после прорыва
обороны русских западнее Черкасское резко повернули на северо-восток, имея
задачу поддержать наступление Хауссера (а не наоборот, как считает Замулин)[10]. Кстати, то, что главный удар наносил корпус СС в полосе обороны 52-й
гв. сд, признал задним числом в своем докладе по итогам операции и
представитель Генштаба при ВФ.
Соединения Катукова, выдвинутые на вторую полосу обороны, действовали по отработанному «варианту номер три». Ничего не было сделано для усиления обороны на стыке 5-го гв. тк и 3-го мк. Именно здесь, на участке Лучки, Яковлево, намеченном Хотом задолго до начала операции, и прорвались эсэсовцы. В. Замулин пишет, что «удар противника юж. (?!) с. Яковлево ожидался». Дело не в предупреждении о возможном ударе, а в реальном сосредоточении основных усилий на угрожаемом направлении. Соединения 6-го тк армии Катукова, которые планировалось использовать на заходящем фланге при нанесении контрудара, оказались вдали от центра событий. Поэтому оборона на второй полосе была прорвана противником в самые короткие сроки. Возникла угроза оперативного прорыва. Кстати, Замулин в связи с этим приводит хороший пример того, как «подправлялась» история в докладах, но ссылается при этом на безликое руководство и штаб фронта (с. 181).
В десятках диссертаций
и в официальных изданиях отмечается широкий и умелый маневр силами и средствами
в полосе ВФ. Но при этом, как правило, умалчивается, что его значительный
размах был вызван просчетами в построении обороны фронта. Наращивать усилия на
угрожаемом направлении пришлось уже в ходе операции в условиях острого
недостатка времени и под непрерывными ударами с воздуха. В частности, пришлось переместить 12 стрелковых
дивизий вместо пяти по плану. В связи с некомплектом транспорта и
средств тяги для артиллерии, соединения, в том числе противотанковые бригады,
выходили в назначенные районы в неполном составе и с минимальным запасом
боеприпасов. Зачастую частям приходилось
развертываться и отражать удары танков противника на неподготовленной местности.
Это особенно характерно для соединений 69-й армии и 35 гв. ск. Так, 305
сд, выдвигавшаяся из района Корочи, заняла рубеж на направлении прорыва танков
3-го тк, где не было подготовлено ни одного окопа.
Но наступать на север, имея на левом фланге 1-ю танковую армию русских, было опасно. Именно стремление разгромить соединения армии Катукова и привело, вопреки желанию Манштейна, к смещению главных сил 4-й ТА от изначально намеченного направления главного удара. Однако Катуков, уклонившись от открытого столкновения вне подготовленных оборонительных рубежей, не дал охватить свой левый фланг, оказавшийся открытым после прорыва противника восточнее Яковлева. К 10 июля 48-й танковый корпус противника понес большие потери: в строю оставалось примерно 200 танков (в том числе всего 30 «пантер») и штурмовых орудий из имевшихся 550 по состоянию на 4 июля. При этом все дивизии корпуса и тд «Адольф Гитлер» по 9 июля оказались скованы боем. А 2-й и 5-й гв. танковые корпуса своими активными действиями сковали тд СС «Дас Райх». В свою очередь, воины 375-й сд 6-й гв. армии и 81-й гв. сд 7-й гв. армии, удержав занимаемые позиции, не позволили противнику ввести в бой 6-ю тд севернее Белгорода. Тем самым они разобщили усилия 4-й ТА и группы генерала Кемпфа. И для обеспечения своего восточного фланга Хоту пришлось задействовать части тд СС «Мертвая голова», которую ему удалось высвободить только к пятому дню операции. Поэтому противнику не удалось с ходу прорвать тыловой рубеж 6-й гв. армии.
Боевые действия войск ВФ по отражению наступления противника на обояньском и корочанском направлениях составили основное содержание первого этапа оборонительной операции (5–9 июля). В связи с подавляющим превосходством противника в силах, прежде всего в танках на избранных им направлениях ударов, и господства его в воздухе, остановить противника в пределах тактической зоны обороны не удалось. 3-й тк АГ «Кемпф», наступавший на север и «сматывавший» нашу оборону ударом вдоль оборонительных рубежей, своим продвижением затруднил локализацию района вклинения противника и маневр силами и средствами на угрожаемое направление. В результате враг получил возможность последовательно наносить поражение нашим частям и соединениям, в том числе и выдвигающимся резервам, что стало одной из причин больших потерь в живой силе, вооружении и боевой технике.
В Москве явно не ожидали такого развития событий в полосе ВФ. Сталин отчитал Ватутина, а Молотов осыпал его и Хрущева нецензурной бранью. Ставка потребовала «во что бы то ни стало остановить стремительное наступление противника на рубеже р. Псел, захватив в свои руки инициативу». Сталин приказал «изматывать противника на подготовленных рубежах и не допустить его прорыва до тех пор, пока не начнутся наши активные действия на Западном, Брянском и других фронтах». Уже 6 июля было принято решение о выдвижении в полосу фронта двух гвардейских армий Ротмистрова и Жадова. Судя по немецким документам, противник в ходе операции достаточно полно вскрыл группировку и состав противостоящих советских соединений. Не стал для него неожиданным и подход наших танковых резервов в район Прохоровки 9-го июля. Оба автора приводят убедительные доказательства этому.
Принято считать, что гитлеровское командование решило прорываться к Курску через Прохоровку только после того, как его войска встретили упорное сопротивление на направлении Томаровка, Обоянь. Замулин прямо говорит о переносе главного удара танковой армии Хота с обояньского направления на прохоровское. Между тем из уже публиковавшихся немецких документов известно, что Хот еще за полмесяца до начала операции «Цитадель» сделал вывод, что «<...> находящиеся восточнее Курской дуги русские моторизованные и танковые силы столкнутся с армейской группой «Кемпф». По имеющимся на сегодня сведениям, численность и сила этих соединений такова, что одна армейская группа «Кемпф» будет не в состоянии уничтожить их. Вероятно, потребуется развернуть на восток для участия в танковом сражении и 4-ю танковую армию с ее обоими танковыми корпусами, обеспечив ее тыл пехотными дивизиями. <…> Лишь после проведения этой части операции можно будет осуществить соединение с 9-й армией»[11].
Медленное продвижение соединений генерала Кемпфа подтолкнуло Хота к решению, не прекращая активных действий против танковой армии Катукова, нарастить усилия на прохоровском направлении, вернув тд «АГ» в полосу действий 2 тк СС. Следуя плану операции, он стремится обеспечить себе выгодные условия для разгрома выдвигающихся танковых резервов русских. При этом Хот более всего опасался, что передовые части 4-й ТА будут вовлечены в тяжёлые бои за переправы через Псёл, и атака русских танков на его правый фланг произойдёт тогда, когда мобильность танковых дивизий будет резко ограничена рекой. Ситуация могла быстро перерасти в катастрофу. Именно поэтому тд СС «Мертвая голова», вместо того, чтобы 9 июля наступать на Прохоровку по кратчайшему и наиболее доступному направлению, была нацелена на преодоление заболоченной поймы р. Псел. С захватом плацдарма на ее северном берегу она получала свободу маневра для удара во фланг выдвигающимся резервам русских. Задача по обеспечению левого фланга ударной группировки возлагается на пехотные дивизии 52-го ак.
Хауссер, в свою очередь, в предвидении встречи с выдвигающимися танковыми резервами русских путем рокировки тд «Адольф Гитлер» в центр боевого порядка корпуса и сокращения полосы наступления тд «Дас Райх» собирает свои силы юго-западнее Прохоровки в единый кулак. Не дожидаясь сосредоточения всех сил дивизии «Адольф Гитлер», он бросил в бой один танко-гренадерский полк, усиленный ротой «тигров», и разведывательный батальон дивизии. Поддержанные огнем артиллерии и ударами авиации, эсэсовцы к исходу 10 июля захватили рубеж, намеченный для контрудара 5-й гв. ТА. На устойчивости обороны на прохоровском направлении отрицательно сказалась перегруппировка 10-го тк, а затем и 5-го гв. тк в полосу 1-й ТА. Дело в том, что Ватутин более всего опасался за обояньское направление, а разведка фронта прозевала перегруппировку тд «Адольф Гитлер».
Начиная с 10 июля, все действия противника подчинены главной цели – разгрому подходящих резервов русских.
Лопуховский приводит малоизвестный эпизод, когда в связи с большими потерями и отставанием группы «Кемпф» у командования ГА «Юг» на седьмой день операции возникли колебания по поводу дальнейшего использования сил (с. 211). В 10.00 11.7 при обсуждении создавшейся обстановки Манштейн, в частности, задал вопрос генералу Кемпфу:
– Сможет ли 3 тк продолжить наступление в северном направлении или же придется повернуть на юг 4-ю ТА? Кемпф ответил, что это будет известно, как только будет взята возвышенность к востоку от Сабынино – этим вечером, не ранее.
Начальник штаба 4 ТА предложил как можно скорее высвободить дивизию "Великая Германия" и переместить ее в район Пересыпь на р. Псел (5 км западнее Веселый), чтобы дивизия смогла начать наступление 13 июля. Но прежде дивизия должна будет атаковать 6 тк и заставить его отойти.
На предложение Манштейна о повороте 2 тк СС на юг он ответил:
– Было бы хорошо, если бы 2 тк СС сохранил направление движения на северо-восток, потому что все остальное ранее было задумано вокруг этого. Было бы лучше использовать для атаки в южном направлении 24 тк»[12]. А причины для колебаний были. Общая обстановка на Курской дуге с 10 июля начала меняться в пользу советских войск. Наступление ударной группировки ГА «Центр» было практически остановлено, а ВФ усилен двумя армиями. Противник за два дня – 10 и 11 июля так и не смог прорвать оборонительный рубеж русских.
Особое внимание оба автора уделили боям
юго-западнее Прохоровки 12 июля в ходе фронтового контрудара, где произошел бой
между основными силами 5-й гв. ТА и 2-го тк СС, который вошел в историю под
названием Прохоровского встречного танкового сражения. Противник не смог
воспрепятствовать подходу крупных советских резервов, но он непрерывно следил
за ними и подготовился к отражению удара. Авторы убедительно показывают, что
ход боя разительно отличается от картины, нарисованной Ротмистровым и
официальными историками. Не было ни двух мощных лавин, устремившихся навстречу
друг другу, ни сквозной атаки, в которой якобы участвовало 1500 танков. А была
лобовая атака на противника, временно перешедшего к обороне на направлении
главного удара танковой армии. Представляет интерес выдержка из письма
Ротмистрова Жукову от 20 августа 1943: «Когда же немцы своими танковыми частями
переходят, хотя бы временно, к обороне, то этим самым они лишают нас наших
маневренных преимуществ и наоборот начинают в полной мере применять прицельную
дальность своих танковых пушек, находясь в то же время почти в полной недосягаемости
от нашего прицельного танкового огня <…>. Таким образом, при столкновении
с перешедшими к обороне немецкими танковыми частями мы, как общее правило,
несем огромные потери в танках и успеха не имеем»[13].
Немцы не дали навязать себе ближний бой. Они максимально использовали свое преимущество в танковом вооружении, расстреливая наши наступающие танки огнем с места. Только во второй половине дня, когда возникла реальная угроза прорыва наших войск к переправам через Псел и отсечения главных сил тд «МГ» на плацдарме, П. Хауссер перехватил инициативу, чтобы использовать результаты удачного для них отражения атак танковых корпусов. Начались контратаки, в ходе которых возникали встречные бои танковых подразделений и частей. Обе стороны понесли в этот день большие потери и к исходу дня перешли к обороне. Бои в районе Прохоровки приняли довольно затяжной характер и продолжались до 16 июля включительно.
То, что контрудар не достиг поставленной цели, обычно объясняют превосходством противника в танках. Вот и в статье о Прохоровке в 7-м томе новой военной энциклопедии опять повторяются басни о 800 танках и штурмовых орудий, в том числе и о 100 «тиграх», противодействующих танковой армии Ротмистрова. Утверждают даже, что против нее немцы ввели в бой и 11 тд, и мд «Великая Германия», которые на самом деле были скованы боем с соединениями танковой армии Катукова и 32-го гв. ск. Лопуховский, на основе архивных документов обеих сторон подробно разбирает абсурдность приведенных аргументов. В приложении 11 он указывает количество танков и самоходных (штурмовых) орудий в войсках противодействующих сторон и соотношение по ним к началу и в ходе оборонительной операции. Если к началу операции существовало примерное равенство в танках и САУ, то затем, несмотря на потери, войска фронта все время превосходили противника по их количеству. С вводом в сражение армии Ротмистрова наше количественное превосходство в бронетехнике (имеются в виду только танки и САУ) над противником возросло еще больше.
Лопуховский, прослеживая эволюцию официальных взглядов на результаты танкового сражения под Прохоровкой 12 июля, отмечает, что российские историки уже не утверждают, что «сражение выиграли советские войска». Еще бы! Впервые за шесть десятилетий в новой военной энциклопедии приводятся конкретные данные о потерях 5 гв. ТА: «К исходу дня встречное сражение под П[рохоровкой] завершилось на всем фронте <…>. 5 гв. ТА, понеся большие потери (ок. 3 тыс. чел. убитыми и ранеными, танков и САУ безвозвратно – 350, повреждено – 420) и использовав свой 2-й эшелон и резерв для борьбы на флангах, не смогла развивать успех на гл. направлении и вынуждена была закрепиться на достигнутом рубеже». Но далее повторяются выводы 30-летней давности (только другими словами): «успешное нанесение контрудара сов. войсками и срыв наступления нем. танк. группировок под Прохоровкой были обусловлены правильным выбором времени его нанесения, скрытым выдвижением крупной сов. танк. группировки к рубежу ввода в сражение, умелым маневром силами и средствами на поле боя»[14].
Лопуховский показывает, почему контрудар на главном направлении вылился в лобовое столкновение с сильной танковой группировкой противника и почему он не перерос, как намечалось, в контрнаступление. Н. Ф. Ватутин при докладе в Ставку сделал правильный, в общем-то, вывод, что противник усиливает свою ударную группировку за счет ослабления флангов. Действительно, фланги 4-й танковой армии и 3-го тк группы «Кемпф» прикрывали пехотные дивизии, оборонявшиеся на довольно широком фронте. Так, Хот опасался, что 57-я пд 52-го ак на левом фланге армии, рубеж обороны которой растянулся до 60 км (это больше ширины полосы обороны всей 40-й армии), будет не в состоянии сопротивляться даже слабым атакам противника.
От удара по 167 пд противника, прикрывавшей восточный фланг армии
Хота, отказались, потому что местность южнее Прохоровки, по словам П. А.
Ротмистрова, затрудняла развертывание главных сил армии и ограничивала маневр
танковых соединений». Командарм сделал вывод, что противник «<...>
пытается развить успех в северном направлении – на Обоянь, Курск (до 400
танков) и в восточном направлении – на Александровку, Скородное, Старый Оскол
(до 300 танков)»[15]. Это, в основном,
согласуется с оценкой противника, сделанной в боевом донесении фронта от 11
июля, 24.00. Выдержку из нее приводит Лопуховский: «Войска 69-й армии в течение
дня вели упорные бои с наступающим противником силой до 150 танков с пехотой из
района свх. Комсомолец в направлении Прохоровки и силою до 250 танков с пехотой
с рубежа Дальняя Игуменка, Мясоедово в общем направлении на Корочу»[16].
Было принято решение основными силами 5-й гв. ТА нанести контрудар как бы в промежуток между двумя группировками – во фланг главной, якобы наступающей на Обоянь. До 10 июля, когда четыре танковых дивизии из шести были связаны боями с соединениями Катукова, еще можно было рассчитывать на успех. Но к 11 июля обстановка изменилась – противнику удалось захватить рубеж ввода в сражение 5-й гв. ТА, который обеспечивал нанесение удара во фланг группировке противника, действующей против Катукова, и буквально «закупорить» танкодоступное направление между рекой Псел и оврагами Сторожевого.
Странное и рискованное решение: противник охватывает фланги танковой армии, а ее основные силы атакуют в центре, то есть сами лезут в мешок, явно рассчитывая на быстрый успех. Подоплеку принятия решения на контрудар 12 июля – кто кого убедил, доказал или приказал – можно было бы узнать из переговоров фронта и Ставки, а также из объяснительных записок причастных к этому должностных лиц, которые простым исследователям не доступны.
П. А. Ротмистров, рассказывая о бое 12 июля, отмечал, что «для обеих сторон оно было встречным танковым сражением, то есть неожиданным». Интересная трактовка термина: когда не ведется разведка, любые действия противника окажутся неожиданными. Подмена понятия «контрудар» на «встречное танковое сражение под Прохоровкой» не случайна. Это позволяло уйти от рассмотрения задачи, поставленной армии на контрудар, от выяснения причин ее невыполнения и понесенных огромных потерь.
Так было встречное сражение 12 июля или не было? Действительно, противник пытался наступать, но где? Анализ документов противника дает основания утверждать, что 12 июля Манштейн попытался осуществить разгром подошедшей крупной танковой группировки русских путем охвата ее флангов с одновременным отражением контрудара в центре. Со стороны противника в боях приняли участие два танковых корпуса, всего шесть танковых и две пехотных дивизий. Войска ВФ наносили сильный рассекающий удар основными силами 5-й гв. ТА (три танковых корпуса) по корпусу СС. В отражении ударов противника на ее флангах принимали участие по одному стрелковому корпусу от 5-й гв. и 69-й армий, к которым затем присоединились танковые и механизированные бригады 5-го гв. мехкорпуса.
По мнению Лопуховского, боевые действия на
прохоровском направлении приняли характер встречного сражения, когда обе
стороны стремились выполнить поставленные задачи наступлением. Но развернулось
оно не на «танковом поле» шириной 4-5 км, а в полосе 35 км. При определении
пространственных рамок сражения за основу взяты районы и рубежи, где сражались
соединения и части 5-й гв. танковой армии, а вместе с ними и стрелковые
соединения, отрицать активную роль которых в отражении наступления противника
на флангах было бы неправомерно. Боевые действия велись в трех районах, в
каждом из них они различались по своему характеру. Он пришел к выводу, что 12
июля 1943 года в боях на прохоровском направлении участвовало не более 1100
танков и самоходных (штурмовых) орудий, с нашей стороны – 670, со стороны противника
– примерно 420. С учетом 70 противотанковых САУ «Мардер», которые раньше
безосновательно сбрасывали со счета, – до 1200.
Вопреки официальной точке зрения, которую разделяет и Замулин, танковая армия Катукова приняла самое активное участие во фронтовом контрударе. На фоне безуспешных атак главной группировки армии Ротмистрова результаты наступления соединений 1-й ТА впечатляют. Атаки в районе Новенькое и Чапаев не только сковали противника, но и заставили его вернуть на обояньское направление часть артиллерии и других средств, которые уже направлялись на Прохоровку. Намечавшаяся Хотом перегруппировка частей мд «Великая Германия» для удара в северном направлении была сорвана. На участке шириной до 15 км по фронту противник отошел местами примерно на 3-4 км. Это можно проследить на отчетной карте 4-й ТА за 12 июля. По крайней мере, действиям наших войск против западного фланга вклинившейся группировки противника в оперсводке немецкой 4-й ТА уделено большее внимание, нежели в полосе 2-го тк СС.
В районе Прохоровки столкнулись в ожесточенной схватке основные силы Воронежского фронта и группы армий «Юг». Действия войск каждой стороны в период с 10 по 16 июля были увязаны между собой по цели, месту и времени и направлены на решение конкретных оперативных задач, от решения которых во многом зависел дальнейший ход операции на южном фасе Курского выступа. Их действия составили второй этап операции, который авторы, учитывая особую напряженность боев и количество задействованных сил и средств в довольно ограниченном районе, предложили назвать сражением, оставив ему название Прохоровского [17].
Лопуховский в своей книге рассматривает еще одну существующую точку зрения некоторых публицистов, несогласных с однозначным выводом официальных советских историков об успехе контрудара 12 июля. Он считает, что они бросаются в другую крайность, утверждая, что 5-я гв. ТА под Прохоровкой потерпела поражение, а войска Воронежского фронта проиграли начатое 12 июля контрнаступление. Действительно, армия Ротмистрова понесла тяжелые потери, контрудар закончился неудачей и не перерос в контрнаступление, но считать это поражением неправомерно. Срыв замысла Манштейна по разгрому резервов Воронежского фронта и прорыву тылового оборонительного рубежа на прохоровском направлении оба автора считают главным результатом боев 12 июля 1943 года. В итоге противник перешел к обороне перед всем Воронежским фронтом, за исключением полосы обороны 69-й армии, где немцы провели операцию с ограниченной целью.
С этим выводом я позволю себе не согласиться. Доводы, которые приводит в защиту этого тезиса Лопуховский, не убедительны. Я, как и некоторые другие историки, по-прежнему считаю, что 12 июля 5-я гв. ТА потерпела поражение. Непросто расставаться с легендами, которые вдалбливали в течение десятилетий советской власти идеологи КПСС при самой активной поддержке недобросовестных историков и журналистов. Видимо, автору, разрушившему целый ряд мифов вокруг боев под Прохоровкой, не хватило смелости сказать читателям всю правду.
5-я гв. ТА не выполнила поставленную задачу, понесла громадные потери, планируемое контрнаступление не состоялось, был сорван замысел по разгрому вклинившейся группировки Хота. А противник сохранил боеспособность и даже сумел провести частную операцию, в результате которой Ватутин отдал приказ о переходе к обороне.
Василевский в своем докладе в Ставку сделал, наконец, запоздалый вывод, что «противник <…> перенес направление главного удара несколько восточнее – на прохоровское направление и вспомогательный удар продолжает наносить со стороны Мелехово на Ржавец и далее на Прохоровку, где он, по-видимому, имеет намерение объединить свои удары. <…> Не исключено, что противник попытается нанести удар в направлении Лучки, Шахово и далее на север»[18]. Василевский докладывает, что мероприятия по отражению этого удара намечены, и при этом Василевский и Ватутин просят Сталина усилить фронт тремя корпусами, в том числе и штурмовым авиакорпусом.
Вместо просимых корпусов Сталин прислал на фронт Г. К. Жукова. На КП фронта было проведено совещание, на котором была рассмотрена обстановка, сложившаяся к исходу 12 июля. «Чтобы добиться лучших условий для контрнаступления фронтов, всеми нами было решено, – пишет Жуков, – еще энергичнее продолжать начатый контрудар, с тем чтобы на плечах отходившего противника захватить ранее занимавшиеся им рубежи в районе Белгорода»[19]. Здесь маршал явно покривил душой, так как 13 июля и речи не было об отходе врага. Для продолжения контрудара не было сил. Это подтверждается в докладе об обстановке офицера Генштаба по своей линии: «в течение 13-17 июля армия вела тяжелые оборонительные бои».
По причине больших потерь в людях и бронетехнике немцы тоже не смогли
продолжить наступление 13 июля. О масштабах потерь и возможностях ремонтных органов противника по
восстановлению поврежденных боевых машин говорит эпизод, приведенный Л.
Лопуховским. В ночь с 12 на 13 июля Манштейн, который собирался вылететь (или
уже вылетел) в ставку Гитлера, срочно запросил данные о том, сколько танков
можно будет ввести в строй за 4 дня. Он уже понимал, что цель операции
«Цитадель» недостижима, и пора думать об альтернативном варианте действий. А
для этого нужно было знать, на какое количество танков можно рассчитывать. Из
штаба 4-й танковой армии сообщили, что за 4 дня при благоприятных условиях можно
ввести в строй 312 танков и штурмовых орудий, в том числе: в 48-м тк – 190 (9 T-VI,
93 T-V и 10 штурмовых
орудий), во 2-м тк СС – 122 (в том числе 13 T-VI
и 18 штурмовых орудий)[20].
Неудача фронтового контрудара 12 июля и тяжелые потери 5-й гв. танковой армии серьезно осложнили действия войск фронта в ходе третьего этапа оборонительной операции. Он начался в ночь на 17 июля, когда командование группы армий «Юг» начало отвод своих главных сил на исходный рубеж в соответствии с приказом ОКХ.
Боевые действия на этом этапе, насколько нам известно, впервые в историографии Курской битвы подробно рассматриваются в книге Лопуховского. Отход противника, вопреки очередному советскому мифу, был вызван не разгромом его ударной группировки, а необходимостью высвобождения танковых соединений противника в связи с назревающим кризисом под Орлом, в Донбассе и на южном фронте в Италии. Опираясь только на факты, он нарисовал картину, сильно отличающуюся от привычного представления о действиях советских войск на завершающем этапе операции. Многие его выводы и данные о потерях оказались весьма нелицеприятными для советского командования. Противнику удалось довольно точно вскрыть группировку наших войск и, в соответствии с этим, определить порядок выхода из боя и группировку своих сил на промежуточных и конечном рубежах отхода. Танковые дивизии выводились из боя последовательно и только после того, как сдавали занимаемые рубежи пехоте. Войска ВФ, понесшие большие потери, выделенными передовыми отрядами не смогли опрокинуть части прикрытия противника и сразу перейти в неотступное преследование, чтобы разгромить его отходящие главные силы.
Боевые действия фронтов после 17 июля в труде Генштаба названы контрнаступлением с целью восстановления утраченного положения. Однако, судя по задачам, поставленным Ватутиным, контрнаступление (опять контрнаступление!), начавшееся 20 июля, выходило за рамки оборонительной операции. При этом Ватутин не использовал возможности по нанесению удара по западному флангу группировки противника. Командование фронта и Ставка ВГК не захотели тратить время на перегруппировку войск, хотя этому благоприятствовала и общая обстановка, и завоеванное нашей авиацией господство в воздухе. В сражение вступили войска Степного фронта (53-я армия). Однако вместо преследования отходящего противника, дело свелось к его вытеснению. Официально курская оборонительная операция завершилась 23 июля с выходом наших войск, в основном, на рубеж, занимаемый ими до ее начала. Эта дата напрямую связана с приказом Верховного Главнокомандующего от 24 июля 1943 г. об итогах оборонительного периода Курской битвы: На самом деле бои по восстановлению обороны продолжались более двух недель, то есть больше, чем затратили гитлеровцы на выход к Прохоровке.
5-я гв. ТА с 21 по 31 июля потеряла порядка 4,5 тыс. человек (43% от общих потерь в июле). И это притом, что с 24 июля она, передав занятый рубеж соединениям 5-й гв. армии, была отведена в тыл для приведения техники в порядок. Армия Жадова, продолжая наступать, с 21 по 31 июля потеряла около 11 тыс. человек. Об ожесточенности боев после официального завершения оборонительной операции красноречиво говорят потери армии, которые после 23 июля составили 7814 человек – треть от ее общих потерь за июль. Войска Степного фронта в составе 7-й гв., 53-й и 69-й армий с 20 по 31 июля потеряли свыше 34 тыс. солдат и офицеров, в том числе 69-я армия – порядка 14 тыс. А оба фронта – более 50 тыс. человек. Вот во что обошлось нашим войскам преследование «разгромленного противника»!
Манштейну удалось, в основном, беспрепятственно отвести войска на прежний хорошо оборудованный в инженерном отношении рубеж. 27 июля тд «Адольф Гитлер» убыла в Италию, передав танки и тяжелое вооружение другим дивизиям СС. Они были переброшены в Донбасс, где участвовали в контрударе, в результате которого немцам 30 июля удалось ликвидировать захваченный нашими войсками плацдарм на р. Миус.
В течение долгих лет в нашей стране многие события минувшей войны освещались весьма тенденциозно, исходя из постулата непогрешимости советского и военного руководства. О неудачах и тем более поражениях говорилось обычно общими словами. Ставшие доступными в последние годы архивные материалы противоборствующих сторон позволили по-новому взглянуть на многие аспекты Курской битвы. Особенно актуальным стал вопрос о цене победы. Авторы рецензируемых книг взяли на себя нелёгкую задачу раскрыть перед читателями масштабы потерь в ходе оборонительной операции. Они не новички в исследовательской работе. Им удалось собрать огромный фактический материал и ввести его в научный оборот. Как они им распорядились? Начнем с людских потерь.
Замулин, отметив, что победа под Курском была оплачена советским народом дорогой ценой, пошел по простому пути. Он привел официальные данные о потерях Воронежского (за 19 суток) и Степного (за 15 суток, с 9 по 23 июля) фронтов (с. 659). Его не смутило то обстоятельство, что оба фронта по официальным данным понесли примерно равные потери (73892 и 70058 человек, соответственно), а всего – 143950[21]. Даже цифры безвозвратных потерь у обоих фронтов одинаковые (27542 и 27452). Хотя войска ВФ вели бои с самого начала и до конца операции – 19 суток, потеряв при этом 13,8% своего состава. А Степной фронт, состав и численность которого уважаемые авторы статистического исследования не указали, подключился к операции только с 19 июля. Читатель в недоумении: в тексте книги ни слова о боевых действиях Степного фронта, и вдруг равные потери, а среднесуточные последнего даже выше? И никакого комментария.
Лопуховский с официальным раскладом потерь между фронтами не согласился, потому что это противоречит общему ходу операции и характеру боевых действий. Согласно докладу начальника штаба ВФ от 24 июля 1943 года, потери фронта составили – 100932 человека, что на 27040 человек больше официальных данных. Вряд ли согласился бы с цифрами исследования «Гриф секретности снят» и маршал И. С. Конев, дожив до «исторического» решения ЦК КПСС, наконец, опубликовать цифры потерь в минувшей войне. Дело в том, что Степной фронт с 20 по 31 июля потерял 34340 человек[22] (а до 23 июля – официальной даты окончания оборонительной операции – еще меньше). Получается, что всего оба фронта потеряли в операции менее 135 тыс. человек.
Оснований для обвинения Н. Ф. Ватутина (или его начальника штаба С. П. Иванова) в том, что они завысили потери войск фронта, нет. Для них, как и для любых других военачальников, характерно скорее стремление к занижению своих потерь. Лопуховский провел специальное исследование, чтобы выяснить, за счет чего же могло образоваться столь большое расхождение в цифрах[23]. Он обратился к сводкам потерь за июль. Как показывает опыт (и это подтверждает Г. Ф. Кривошеев), месячные сводки, составленные с учетом видов потерь и категорий личного состава, являются более полными и точными. К 31 июля войска фронта получили передышку, а штабы – возможность разобраться в обстановке и подсчитать потери. Суммарные потери Воронежского фронта за июль с учетом категорий личного состава, куда включены и потери 7-й гв. и 69-й армий составили 148349 человек[24]. При этом доля потерь офицеров составила 7,1% (потери офицерского состава в 4-й ТА и группе «Кемпф» в среднем не превышали 2,5% от общих и лишь в отдельные периоды достигали 3,5%).
Между тем оказалось, что из сводки потерь Воронежского фронта в операции полностью исключены потери 7-й гв. и 69-й армий в связи с передачей их в состав Степного фронта. Но и в документах последнего потери этих двух армий вполне логично даны только за период с 20 по 31 июля. И. С. Коневу ни к чему было брать на себя то, за что он не несет никакой ответственности. В результате из итоговых цифр обоих фронтов выпали потери 7-й гв. и 69-й армий за период с 5 по 20 июля!
Вывод Лопуховского однозначен: сведения, опубликованные в книге «Гриф секретности снят», не согласуются с донесениями фронтов и с документами ЦАМО РФ. Это можно проследить по таблице 12 (с. 513), в которой сравниваются потери по данным различных инстанций. Потери фронтов за июль сведены им в таблицу 15, в которой потери войск 7-й гв. и 69-й армий отражены в двух местах: с 1 по 19 июля – в составе Воронежского, а с 20 по 31 июля – в составе Степного фронта, что соответствует реальному ходу боевых действий.
Особенно много оба фронта потеряли пропавшими без вести – порядка 33 тыс. человек (20% от общих потерь), из них Воронежский – 31220, Степной – 2496. Несомненно, большая часть из них попала в плен. При этом по немецким данным 24 тыс. наших солдат и офицеров были захвачены в плен к 13 июля, еще 10 тысяч – между 13 и 16 июля. Огромные цифры!
По расчетам Лопуховского потери ВФ за 19 суток операции (без учета 27-й и 47-й армий) составили порядка 140 тыс. человек (22,2% его численности с учетом переданных ему резервов, а не 13,8% по Кривошееву без учета резервов), Степного – 21 тыс. (4,7%)[25]. Оба фронта на южном фасе Курского выступа, таким образом, потеряли порядка 161 тыс. солдат и офицеров, что превышает официальный данные на 17 тыс. чел. Таким образом, потери войск Воронежского фронта оказались почти в 7 раз выше, чем Степного.
По расчетам Лопуховского в Прохоровском сражении с 10 по 16 июля соединения 5-й гв. (без 32-го гв. ск), 48-го ск 69-й, 5-й гв. танковой армий и двух мотострелковых бригад (5-го гв. и 10-го тк) потеряли до 35 тысяч солдат и офицеров (25% от общих потерь ВФ в операции), из них убитыми 6,5 тысяч человек и пропавшими без вести – 9,5 тыс. (в приложении 14 он показывает данные по видам потерь соединений за июль и в период с 10 по 16 июля). Такой ценой в ходе семидневных боев было остановлено наступление врага на прохоровском направлении.
Приведя данные об общих потерях 4-й ТА и АГ «Кемпф», в том числе отдельно – потери 2-го тк СС и 3-го тк в боях под Прохоровкой, он попытался хотя бы ориентировочно сравнить потери сторон в живой силе. По его расчетам потери сторон в людях в Прохоровском сражении соотносятся как 1:4 в пользу противника. Соотношение по потерям сторон в ходе боев на южном фасе Курского выступа в июле составит порядка 1:4,5 также не в нашу пользу. Удручающие цифры. Особенно, если учесть, что наши войска оборонялись, обладая превосходством в силах и средствах над наступающим противником.
Оба автора уделили значительное внимание вопросу о потерях сторон в бронетехнике, пожалуй, самому спорному в историографии Курской битвы. Не секрет, что воюющие стороны использовали любую возможность для пропаганды своих успехов на фронтах. Во всех публикациях в открытой советской печати потери врага неизменно оказывались большими, нежели свои. Вот и в военной энциклопедии 2003 года утверждается, что немцы 12 июля потеряли 360 танков и штурмовых орудий. Пусть на десяток, но больше, чем 5-я гв. танковая армия.
Данные архивных документов о потерях обеих сторон полны противоречий и неточностей. Нет полных сведений и о наших потерях в бронетехнике за 12 июля. Сначала, видимо, уточняли – уж больно не хотелось докладывать «наверх» страшные цифры. Наконец, Василевский доложил Сталину, но за два дня боев, и то в процентах (заодно преуменьшив их). Не исключено, что где-то в «надежном» месте хранятся и абсолютные цифры потерь армии за 12 июля. В донесении штаба 5 гв. ТА безвозвратные потери армии даются за пять дней боев – с 12 по 16 июля – 334 танка и САУ.
Я по-прежнему настаиваю, что невозможно и незачем подсчитывать потери до каждого танка и САУ, достаточно определить порядок цифр. При этом, в отличие от большинства исследователей, которые предпочитает оперировать цифрами только безвозвратных потерь, следует учитывать и подбитые танки и САУ, число которых обычно значительно превышает количество полностью выведенных из строя. Поэтому отметим лишь основные моменты и конечные результаты расчетов.
Замулин сделал важный вклад в изучение этого вопроса, опубликовав в 2002 году довольно полные данные о количестве танков и САУ 5-й гв. ТА и ее потерях, основанные на донесениях танковых частей и соединений[26]. Из 609 танков и САУ, реально участвовавших в боях 12 июля в районе Прохоровки, армия потеряла сгоревшими и подбитыми 348, более половины из них – 203 безвозвратно. В это число не вошли потери 5-го гв. мк, полных и точных данных о которых в архиве ему обнаружить не удалось. В рецензируемой книге цифры потерь по донесениям частей сразу после боя изменились незначительно: безвозвратно – 208, подбитых – 151, всего – 359. Всего же потери танковой армии за 12 июля уничтоженными и подбитыми, учитывая количество боевых машин к утру 13 июля, могли составить не менее 500 танков и САУ. Сравнивая потери сторон в бронетехнике, он делает неожиданный вывод, что они соотносятся: по общим за 12 июля, как 2,5:1, а по безвозвратным за 12-16 июля (почему-то только на «танковом поле»), как 1,5:1 в пользу противника (с. 629 и 635). Это противоречит всем его рассуждениям по ходу боев и расчетам.
По расчетам Лопуховского с учетом потерь 11-й и 12-й мбр 5-го гв. мк за сутки боя, начиная с 8.30 12 июля, безвозвратные потери 5-й гв. танковой армии по донесениям соединений составили 223 танка и САУ. А всего армия за 12 июля могла потерять порядка 230-235 танков и САУ. Немцы, которые контролировали поле боя (хотя бы и визуально), оценили наши потери в этот день в 244 танка (по другим данным – 249)[27]. К 13.00 13 июля из имевшихся 860 боеспособных танков и САУ в строю осталось 390, убыль – 470. К этому сроку ремонтники могли эвакуировать с поля боя и восстановить 30-40 боевых машин. В этом случае общие потери танковой армии за 12 июля уничтоженными и подбитыми могли составить не менее 500 танков и САУ, то есть 58% от числа боеготовых (75% от 670, принявших участие в бою). Это число подтверждали в 1998 году и специалисты Института военной истории[28]. Если в эти сроки было восстановлено больше машин, то и потери армии подбитыми танками были значительно больше. Таким образом, безвозвратные потери танковой армии за 12 июля составили почти половину от общих потерь. Столь значительная диспропорция объясняется тем, что немцы вели огонь до полного уничтожения целей. Кроме того, специальные команды противника взрывали наши подбитые машины, которые они не могли эвакуировать.
Безвозвратные потери войск Манштейна в бронетехнике в период с 5 по 18 июля составили не 193 (по Цеттерлингу), а не менее 250 танков и штурмовых орудий[29]. Столь существенная разница образовалась за счет того, что серьезно поврежденную бронетехнику зачастую списывали в безвозвратные потери задним числом. Какая-то часть из этих танков могла быть уничтожена ударами нашей авиации на пунктах сбора поврежденной техники и в ремонтных подразделениях противника. Лопуховский при подсчете соотношения в силах и средствах и потерь в бронетехнике учитывает, в отличие от других исследователей, не только штурмовые орудия противника, но и противотанковые САУ «мардер» и «грилле». Такой подход, на наш взгляд, является более правомерным.
По его расчетам безвозвратные потери группы армий «Юг» за 5-18 июля составили порядка 290 единиц бронетехники (18% от общего количества к началу операции с учетом САУ). Потери распределились следующим образом: 2-й тк СС – 48 (10% своего состава); 48-й тк – 126 (21%); 3-й тк – 106 (28%) и ак «Раус» – 10 штурмовых орудий (23%). Меньше других потерял корпус Хауссера, наступавший на направлении главного удара 4-й танковой армии при постоянной массированной поддержке с воздуха. Большую часть его танкового парка, в отличие от других корпусов, составляли модернизированные танки T-IV. Значительно больше потеряли соединения 3-го тк, которому пришлось дважды с боем форсировать Северский Донец и наступать при недостаточной (с точки зрения немцев) поддержке авиации.
Если исходить из первоначальной численности танков и штурмовых орудий трех танковых корпусов (1155), убыль противника в бронетехнике за июль составила 223 единицы. С учетом безвозвратных потерь 503-го отб (7 «тигров»), 39-го отп и ак «Раус» реальные потери ГА «Юг» за июль месяц превысят число 320. Количественный анализ дополнительных поставок бронетехники взамен вышедшей из строя позволяет сделать вывод о наличии так называемых скрытых безвозвратных потерь. С их учетом потери противника за июль составили порядка 350 единиц.
Особое внимание Лопуховский уделил вопросу безвозвратных потерь противника за 12 июля, поскольку в 2003 году стало известно о категорическом утверждении военного историка ФРГ К. Г. Фризера о том, что корпус СС в этот день потерял только три танка (ранее он вел речь о пяти). Приводимая немецким исследователем смехотворная цифра безвозвратных потерь 2 тк СС за 12 июля, составляющая менее 2% от общих потерь корпуса за день, вызывает у профессиональных военных большие сомнения, даже учитывая самоубийственный характер лобовой атаки наших танкистов под Прохоровкой. Фризер не учитывает, что безвозвратные потери в ходе боев зачастую оформляли задним числом. К тому же, как следует из статьи Д. Бранда, цифра 3 относится только к тд «Адольф Гитлер», которая безвозвратно потеряла один T-VI «тигр» и два T-IV из танковой роты Риббентропа[30]. Но таких рот в танковом полку этой дивизии было шесть. А другие две дивизии, особенно – тд «Мертвая голова», в которой из строя выбыло минимум 47 танков? Или нет безвозвратных потерь только потому, что все танки (даже подбитые советские) удалось вытащить с плацдарма?
Лопуховский также считает, что в вопросе о потерях новейших немецких танков нельзя сбрасывать со счета пропагандистский аспект сражения. Интересное совпадение: согласно донесениям, каждая из трех эсэсовских дивизий, как и мд «Великая Германия», к 17 июля потеряла по одному танку «тигр» и одному штурмовому орудию StuG – не больше и не меньше! Установили «лимит»? Между тем, по некоторым данным, требующим проверки, тд «АГ» потеряла два тигра, один 6-го и второй 12 июля.
По его расчетам, безвозвратные потери 2 тк СС и 3-го тк 12 июля составили не менее 40 танков, штурмовых орудий и САУ. Отсюда вывод: безвозвратные потери сторон в бронетехнике 12 июля в бою под Прохоровкой соотносятся примерно как 6:1 не в нашу пользу. Соотношение по ним в ходе семидневного Прохоровского сражения составляет 5:1. С учетом подбитых боевых машин 5-я гв. танковая армия в этот день потеряла примерно в 2,5 раза больше танков и самоходных (штурмовых) орудий, чем противник (500:200).
Так что ни о каком разгроме противника под Прохоровкой в ходе «знаменитого» танкового сражения не может быть и речи. Чтобы сгладить шок от огромных и трагических потерь 5-й гв. танковой армии редакция новой военной энциклопедии определила потери противника в 360 танков и штурмовых орудий, включив сюда потери соединений 48-го тк противника, которые в боях на прохоровском направлении не участвовали. Тем самым они несколько подправили число 400, указанное советскими историками, которые, как известно, никогда не жалели «супостатов». Между тем, в оперсводке № 200 штаба фронта от 13 июля сказано: «В боях за 12.7.43 г. противник понес следующие потери: убито и ранено до 5000 солдат и офицеров; уничтожено и подбито 225 танков и самоходных орудий, из них: 85 штурмовыми действиями ВВС; …»[31]. 85 танков – это, разумеется, по докладам экипажей самолетов.
В новой энциклопедии уже не говорится о «полном превосходстве советской военной техники и искусства над военным искусством немецко-фашистской армии». Там скромно отмечается, что «… советские офицеры превзошли противника в военном искусстве». В свете рассмотренных фактов, особенно – сопоставления потерь сторон, и этот вывод выглядит, мягко говоря, не совсем обоснованным.
Кто-то может усмотреть в выведенном Лопуховским соотношении потерь сторон в бронетехнике и в людях «очередную попытку очернить героическое прошлое нашей армии». Таким можно рекомендовать обратиться в Президентский архив (бывший архив Генерального секретаря ЦК КПСС), где хранятся материалы комиссии члена ГКО Г. М. Маленкова по Воронежскому фронту, созданной по указанию Сталина для анализа причин неудачи контрудара и больших потерь в людях и танках. Ведь танковая армия Ротмистрова предназначалась для перехода в контрнаступление в момент, когда противник полностью исчерпает свои силы. Эти документы до сих пор являются секретными и не подлежат публикации в открытой печати. Почему прячут материалы по Воронежскому фронту, почему не рассекречивают? Значит, выводы комиссии не соответствуют мифам и легендам, усиленно внедрявшимся советским агитпропом. Но основной вывод комиссии известен: боевые действия 5 гв. ТА 12 июля 1943 года под Прохоровкой она назвала «образцом неудачно проведенной операции»[32]. Еще бы! Достаточно сравнить соотношение потерь в людях на южном фасе Курского выступа – 4:1 и на северном – 1,5:1 (по официальным данным) и 2,8: 1 (по фактической убыли) в пользу противника.
Давно пора сказать народу правду, какой ценой завоевана Победа, в том числе и победа под Курском. Правдивая история Отечественной войны до сих пор не написана. Лопуховский особо подчеркивает, что обучение и воспитание высокопрофессиональных военных кадров, глубинные интересы развития военной науки и искусства требуют трезвого и беспристрастного анализа событий Великой Отечественной войны. Разве можно развивать военную науку на основе «отретушированного» опыта войны? Правильная оценка прошлого может уберечь от ошибок в будущем. Иначе опять возобладает принцип – «мы за ценой не постоим». Опять будут появляться «лучшие министры обороны», способные бросить танки на ночной штурм Грозного, в каждой подворотне которого сидит гранатометчик.
Характерен пример с 1-й ТА, действия которой в операции и особенно во время Прохоровского сражения не получили должной оценки у историков. За четверо суток ожесточенных боев (с 6 по 9 июля) с сильной группировкой противника она потеряла значительно меньше танков – 453 (из них безвозвратно – 220), чем армия Ротмистрова за один день 12 июля. Замулин приводит много документов о действиях соединений 1-й танковой армии (с. 495-505), однако читателю не ясно, проводил ли перегруппировку своих сил Катуков в интересах нанесения контрудара или нет. И почему он «намеренно» поставил задачи 5-му гв. и 10-му тк на «прорыв обороны противника глубиной более 15 км» (?!). Задачи корпусам Катуков определил в соответствии с директивой командующего фронтом. Это вполне в духе Ватутина – ставить задачи войскам без учета их боевых возможностей (копии его приказов и распоряжений шли в Генштаб), а потом нацеливать командармов на демонстративные действия.
Вопреки утверждениям официальных источников, эти корпуса, действовавшие совместно со стрелковыми дивизиями 6-й гв. армии, добились весомых результатов в ходе фронтового контрудара 12 июля и даже взяли пленных. Они выполнили задачу, поставленную командующим фронтом, – сковали соединения 48-го тк противника, лишили его возможности использовать их на прохоровском направлении. Однако, как это часто бывало в советской действительности, оценка действий 1-й ТА, как и других соединений, зачастую зависела не от их реального вклада в успех той или иной операции, а от положения и занимаемой должности участников событий в период создания ими «исторических» трудов или написания мемуаров. П. А. Ротмистров, опираясь на свой авторитет главного маршала бронетанковых войск и помощника Министра Обороны СССР (1964-1968 гг.), сформировал точку зрения на события 12 июля под Прохоровкой, которую в условиях недостатка информации и жестких требований военной цензуры не так-то просто было критиковать. При этом он постарался забыть и о разбирательстве комиссии Маленкова, и о своей более трезвой и адекватной оценке событий в письме на имя Г. К. Жукова, написанном 20 августа 1943 года. Его версия устроила всех заинтересованных лиц, причастных к организации контрудара. А уж они не упустили возможность сгладить острые углы, чтобы оправдать огромные потери наших войск в бою 12 июля. Все последующие публикации базировались (и во многом базируются до сих пор) на «отлакированных» мемуарах участников событий. Легенда была нужна, и ее создали. И граждане, выбравшие патриотизм своей профессией, ее «без боя не отдадут». Им не нужно дешевых побед!
Все мифы и легенды вокруг «величайшего встречного танкового сражения второй мировой войны» 12 июля 1943 года имели, кроме обычного восхваления всего советского, еще одну цель – оправдать огромные потери наших войск, несоизмеримые с достигнутым результатом. Этой же цели служат и сфальсифицированные данные книги «Гриф секретности снят» о распределении потерь между Воронежским и Степным фронтами.
Иногда высказывается мысль, что лучше было, используя наше превосходство в силах, упредить противника в переходе в стратегическое наступление, и что переход к обороне в июле 1943 года – ошибка. Ватутин, обосновывая свое предложение о нанесении упреждающего удара, в докладе Сталину заявил: «<…> Намерения противника не выявлены. Предполагаю, что пр-к в настоящее время выжидает и сам боится нашего наступления». В интересах проведения предлагаемой наступательной операции он просит дать «дополнительно фронту: две общевойсковые армии, две танковые армии, два отдельных танковых корпуса, семь танковых полков прорыва, два арткорпуса, три самоходных артполка 152-мм, две зенитные дивизии, 1000 самолетов, из них 600 истребителей и 400 штурмовиков и бомбардировщиков, 1500 автомашин, 300 студебекеров и 300 виллисов»[33].
Удовлетворить такие требования означало остаться без стратегических
резервов. Лопуховский подробно останавливается на этом вопросе, доказывая
ошибочность предлагаемого варианта действий, который в данных конкретных
условиях был бы только на руку врагу. Его вывод: ошибка состояла не в том, что перешли к преднамеренной обороне, а в том,
что не сумели использовать в полной мере ее преимущества.
Однако так считают далеко не все. Обоснование простое: при практически таком же соотношении сил немецкие войска не имели бы весной новых танков «тигр» и «пантера» и САУ «фердинанд». В этом случае многие сотни наших танков Т-34 и КВ обладали бы подавляющим преимуществом над слабенькими T-II, T-III и не полностью модернизированными T-IV. При таком варианте действий наши войска (и в первую очередь танкисты) не понесли бы столь оглушительные потери, как летом 1943 года.
Оба автора отмечают, что контрудар 5-й гв. ТА составлял лишь часть семидневного сражения, при этом, не самую удачную. Отражение мощного удара группы армий «Юг» и большой урон, нанесенный танковым войскам противника, были достигнуты в результате общих усилий войск ВФ с привлечением резервов Ставки. Успех был оплачен слишком дорогой ценой. Но кризис в операции «Цитадель» наступил связи с переходом в контрнаступление войск Брянского и Западного фронтов. Угроза разгрома немецко-фашистских войск в районе Орла вынудила Гитлера остановить операцию. Так считает Лопуховский и многие отечественные историки. Немецкие же историки на первое место ставят угрозу развала Южного фронта гитлеровцев (Италия). Совокупность этих обстоятельств и привела к тому, что попытка Гитлера путем проведения операции «Цитадель» захватить стратегическую инициативу на летнюю кампанию 1943 года была сорвана.
Кроме упомянутых выше общих замечаний по наиболее значимым моментам оборонительной операции и Прохоровского сражения, хотел бы обратить внимание авторов этих крайне актуальных работ на ряд неточностей, некоторых спорных утверждений, а иногда и просто ошибок.
Обратимся к тексту книги В. Н. Замулина.
С. 9. « <...> Все эти недостатки отнюдь не умаляют значения нашей победы под Прохоровкой». Утверждение спорное, так как при ознакомлении с огромным количеством приведенных автором архивных документов подтверждения подобному выводу о победе явно не просматриваются.
С. 30. – О танковой дивизии СС «Рейх» сказано (чаще ее называют Дас Райх): «… Командир дивизии – группенфюрер Кеплер». В примечании же сказано, что перед курской битвой командиром дивизии СС «Райх» был назначен брагаденфюрер Вилли Битрих. По данным Г. Уильямсона, автора книги «СС – инструмент террора» (стр. 263), в ходе Курской битвы этой дивизией командовал Вальтер Крюгер. Неясно, кто же был комдивом в ходе курских боев.
С. 36. Страница посвящена новым немецким танкам и, в частности, тяжелым танковым батальонам (502-й и 503-й) танков «тигр». Однако об эффективности использования этих подразделений автор почему-то умолчал. Между тем известно, что несколько позднее, в период с 5 по 10 сентября 1943 года 503-й батальон «тигров» (45 ед.) ГА «Юг» уничтожил 501 советский танк (практически танковую армию) и 447 орудий.
С. 352 (вкладка фотографий). Правильно считая, что «противника нужно знать в лицо», автор лишил своего читателя этой возможности. Подписи к фото командующих 4-й ТА Хермана Хота и армейской группой Вернера Кемпфа перепутаны. Командира 2-го тк СС он называет то Хауссером, то Хаузером.
С. 588, 589. « <...> выход из окружения трех дивизий 48-го тк был проведен <...> достаточно организованно и своевременно. <...> Но самое главное – удалось избежать лишних жертв». Странный вывод: выходит, потеряв только безвозвратно более 11 тыс. человек (при общих потерях более 15 тыс., то есть почти половину личного состава), корпус «избежал лишних жертв»?
С. 594 – «Армия (69 – ВС) выполнила поставленную перед ней задачу в оборонительной операции … ее соединения … отошли, заняв новый оборонительный рубеж. К сожалению, 69 А, судя по представленным автором донесения, понесла тяжелейшие потери в личном составе (42 ск и др.) и вынуждена была (говоря русским языком) отступить «на новый оборонительный рубеж». Удержание первоначальной позиции и есть «выполнение поставленной задачи». В данном случае этого не произошло – задача была не выполнена.
С. 596 – «18 июля началось наступление войск Степного фронта, а 20-го – главных сил Воронежского фронта …». Правильнее – началось преследование организованно отступающего противника. Спланированное же наступление этих фронтов (операция «Румянцев») началось только 3 августа 1943 г.
С. 609. <...> танкисты 18 и 29 тк встретились лоб в лоб с тд «Адольф Гитлер» и вели бои, которые можно назвать встречными. Подчеркнем, бои – так как термин «сражение» определяет более крупные боевые действия.
Утверждение ошибочное, т. к. «лоб в лоб» (при встречном бое) противоборствующие стороны столкнулись только в малодостоверном киносериале Ю. Озерова «Освобождение». Согласно авторским документам тд «АГ» «на встречу» не вышла, а вела огонь с места. Следовательно, «встречного боя» (при взаимном сближении) на самом деле не было. И столь значительное по масштабам боевое противостояние сотен танков соответствует термину «сражение»: совокупность <...> боев, направленных на достижение целей операции или ее частных задач» (СВЭ, т. 7,с. 502).
С. 615. <...> танки T-IV с 75-мм пушками, которые несколько (выделено мною – ВС) превосходили орудия наших танков Т-34 в дальности прямого выстрела».
Это не так. Танк Т-IV с 75-мм длинноствольной пушкой KwK40L (48) по огневой мощи имел подавляющее превосходство над Т-34 с 76-мм пушкой, имеющей начальную скорость снаряда всего 662 м/сек. Начальная скорость снаряда немецкой пушки была на 50-60% больше, что гарантировало танку T-IV выигрыш огневой дуэли с Т-34. (Не случайно в наших таблицах ТТХ немецких танков отсутствует показатель начальной скорости снаряда у 75 и 88-мм пушек).
С. 657. Не верно утверждение о том, что «как только Юго-Западный и Южный фронты 17 июля перешли в наступление, <...> Манштейн приказал вывести 2 тк СС из боя…». Известно, что Манштейн такого приказа не отдавал. Приказ был отдан ОКХ 17.7 во исполнение решения Гитлера от 13.7 о прекращении операции «Цитадель».
С. 661. Новые танки Т-34-85 начали поступать в войска не в феврале, а в марте 1944 г. (завод № 183).
С. 726-733. Схемы в черно-белом варианте перегружены второстепенными деталями в ущерб наглядности. Отсутствуют четко обозначенные итоговые рубежи по дням боев. Что касается схемы 8 (с. 733), то разобраться в ней можно только с микроскопом.
По книге Л. Н. Лопуховского.
С. 183. Дана неточная оценка эффективности противотанковой модификации штурмовика-пикировщика Ю87G-1: «<...> в связи с относительно невысокой скоростью и отсутствием (? – В.С.) бронирования, отряды <...> понесли большие потери в матчасти и опытных летчиках. В дальнейшем этот самолет в массовом порядке не применялся, не в последнюю очередь потому, что уступал Ил-2 по эффективности и бронезащите».
Все дело в том, что от нашей общественности просто скрыли исключительно высокую эффективность этого пикировщика, сделав акцент только на очевидные достоинства Ил-2, но – штурмовика. Уступая Ил-2 по бронированию и незначительно в скорости (соответственно, 412 и 396 км/час), Ю87 имел подавляющее преимущество в боевой эффективности, так как при пикировании точностные показатели на порядок выше, чем при штурмовке. Например, только 46 кавалеров Рыцарского Креста (РК) различных степеней (с Дубовыми Листьями, Мечами и Бриллиантами) в основном на Ю87G-1 противотанковой модификации с двумя 37-мм пушками Flak18 подбили и уничтожили (по немецким данным) 2414 танков (т. е. без малого пять танковых армий среднего состава – 497 ед. за годы ВОВ). Самый высоконагражденный офицер вермахта (РК с Золотыми Дубовыми листьями) Рудель уничтожил под Курском 20 танков (из них 12 за один день). Всего же он подбил 519 танков, а на Ю87B-1 и B-2 c бомбами, соответственно, 500 и 1000 кг, потопил (расколов) линкор «Марат», 2 эсминца, 70 десантных судов и др.[34]. Таких показателей эффективности Ил-2 не имели. В связи с увеличением скорости советских истребителей, Ю87 были в 1944 году заменены на ФВ190 (штурмовой вариант ФВ190F-1 (2, 3, 8, 9), скорость 630-685 км/час).
С. 352. На схеме 9 не на всех участках показано положение войск к исходу дня.
С. 375. Указанные автором недостатки в подготовке личного состава частей ВВС, скорее всего, объяснимы двумя причинами:
Первая – большими боевыми и небоевыми потерями, что требовало ускоренного их восполнения. Вторая – возможно, «негласный» лимит на горючее, т. к. 2828 тыс. тонн лендлизовского бензина явно не хватало. Иначе трудно объяснить, почему самые талантливые наши асы имели значительно меньшее количество боевых вылетов (Покрышкин – 600, Кожедуб – 330, Ефимов – 222, Беда – 220), нежели немецкие (Рудель – 2530, Хартман – 1425).
С. 435. Вывод о выходе 48-го ск из окружения – «главное, удалось избежать излишних жертв» – не корректен, т. к. общие потери оказались слишком велики (подробнее см. с. 588, 589 у Замулина).
С. 445. «Фельдмаршал [Манштейн – ВС] не прочь свалить вину на ОКХ…».
Звучит не убедительно, т. к. приказ есть приказ. К тому же, Манштейн знал, что во исполнение решения Гитлера от 13.7 указание ОКХ о выводе 2 тк СС из сражения последует со дня на день (что и произошло 17.7.43 г.).
С. 447. Автор без должных оснований оспаривает заключение в журнале боевых действий 4-й ТА: «<...> танковый корпус СС в те же дни смог добиться еще и захвата местности». Возражая («причем здесь захват местности?»), Лопуховский ссылается на поставленную 9.7 корпусу задачу на захват рубежа Прохоровки. Но в этом и есть различие в ведении боевых действий нами и противником – за три дня кровопролитных боев оперативная обстановка неоднократно менялась. Поэтому в ходе сражения своевременно корректировались и ранее поставленные задачи.
Хрестоматийный пример: в ходе битвы танковая группа 3-й гв. ТА, упорно не меняя направления атаки (задачу), штурмовала высоту. В результате из 110 танков в строю осталось 10.
С. 548. «Поле боя осталось в руках немцев – это тактический успех. Но … в стратегическом плане противник поставленных целей не добился».
Здесь следует иметь в виду, что после решения Гитлера от 13.7. – «операция «Цитадель» не может больше продолжаться» – ГА «Юг» уже не имела задачи «достигнуть поставленной стратегической цели».
В заключение следует отметить, что оба автора своими работами сделали важное дело по развенчанию мифов вокруг событий под Прохоровкой. В их книгах путем сопоставления документов советских и немецких военных архивов показан действительный ход боевых действий по дням оборонительной операции. При этом они выявили целый ряд случаев намеренного искажения истины в описании боевых действий в наших официальных изданиях и мемуарной литературе. Однако при сравнении содержания рецензируемых книг обнаруживаются два подхода к рассматриваемым вопросам.
Например, работе Замулина не достает глубокого анализа приводимых документов и событий, происходивших в июле 1943 года. Книга слишком перегружена массой пусть и интересных фактов и сведений, но не относящихся впрямую к теме книги. В своих выводах и расчетах он не вышел за рамки своих публикаций 2002–2003 годов. Перечисляя различного рода недочеты, неувязки и примеры неудачных действий и решений, он старательно обходит наиболее острые вопросы. Цитируя совместную (с Л. Лопуховским) работу и приводя различные оценки результатов контрудара 5-й гв. танковой армии 12 июля, он не высказал четко своего мнения по этому поводу. Не понятна его позиция в отношении официального распределения потерь в людях между фронтами. Нет сопоставления наших людских потерь с потерями противника. А с выводом о соотношении безвозвратных потерь сторон в бронетехнике 12 июля и в Прохоровском сражении согласиться никак нельзя.
Лопуховский более тщательно подошел к отбору немецких источников (не гонясь за их количеством), предпочитая анализировать первичные документы военного архива ФРГ. Он более последователен, не обходит острые углы, а пытается найти ответы на наиболее спорные вопросы, касающиеся оборонительной операции и Прохоровского сражения. Считая контрудар 5-й гв. ТА 12 июля крупной неудачей, он прослеживает, как решение на преждевременное его проведение и огромные потери самым серьезным образом осложнили все последующие действия наших войск. В то же время, он показывает, каким образом, несмотря на все ошибки и неудачи в тактическом плане, нашим войскам удалось отразить удар мощной группировки войск Манштейна. А ведь до этого – в 1941 и 1942 годах наша оборона не выдерживала сосредоточенных ударов противника.
Расчеты потерь сторон в живой силе и бронетехнике, проведенные Лопуховским, вне всякого сомнения, являются важным вкладом в историографию не только Курской битвы, но и Великой Отечественной войны в целом. Можно спорить с его выводами, но позиция, в отличие от Замулина, выражена ясно. Несомненным достоинством книги является рассмотрение действий наших войск на заключительном этапе оборонительной операции, что придает законченный характер ее описанию.
Оба автора, завершая свои весьма актуальные разработки по такой «закрытой» теме, как события в районе Прохоровки, пришли к однозначному выводу. Замулин: «Сражение под Прохоровкой выиграли советские войска» (с. 658). Лопуховский: «Войска Воронежского фронта выиграли 7-дневное сражение под Прохоровкой» (с. 572).
В целом же в книге Лопуховского дан более полный и достоверный анализ июльских событий в районе Прохоровки. Правда, будучи объективным историком, он отметил, что «некоторые горячие головы (имеется ввиду, в том числе, В. Сафир), не согласные с однозначным выводом официальных советских историков об успехе контрудара 12 июля, бросаются в другую крайность. Они считают, что 5-я гв. ТА под Прохоровкой потерпела поражение, а войска Воронежского фронта проиграли начатое 12 июля контрнаступление» (с. 547). Дабы не отрывать больше читателей от предложенного достаточно трудоемкого анализа двух книг о Прохоровке, рекомендую с аргументацией «горячих голов» ознакомиться в ВИА № 7 (43), 2003, с. 102-109 и № 3 (51), 2004, с. 86-90.
Несмотря на отдельные недостатки, книги обоих авторов, несомненно, вызовут большой интерес не только у специалистов, занимающихся изучением событий Второй мировой войны, но и у тех, кто интересуется военной историей Отечества. Хочется надеяться, что авторы продолжат свою работу, рассказав читателям о боях на северном фасе Курского выступа и в период советского контрнаступления в августе 1943 года.
Мне остается только пожелать Валерию Николаевичу Замулину и Льву Николаевичу Лопуховскому успехов в этой многотрудной, но полезной и почетной работе.
[1] Замулин В.Н. ПРОХОРОВКА – неизвестное сражение великой войны. М.: АСТ, Транзиткнига, 2005.
Лопуховский Л.Н. ПРОХОРОВКА. Без грифа секретности. М.: Яуза – Эксмо, 2005.
[2] Замулин В.Н., Лопуховский Л.Н. Прохоровское сражение. Мифы и реальность. ВИА, 2002-2003 гг., №№ 33-39.
[3] Сафир В.М. Работа сделана добротно, но с выводами согласиться не могу. Письмо главному редактору журнала «Военно-исторического архив». ВИА, 2003, № 7 (43). С.102 и № 3 (51), 2004. С. 86–90.
Лопуховский Л.Н. Ответ на письмо В. Сафира. ВИА, 2003. № 10 (46). С. 154.
[4] ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2777. Д. 75. Лл. 190-193
[5] T354, R606, f000029, 000032.
Разгранлиния между ГА «Юг» и АГ «Кемпф» от Петровское поворачивала на Прохоровку (исключительно для АГ «Кемпф») и далее на Сеймино (Сеймица), что в 6 км южнее Прилепы.
[6]
[7]
[8] Приказ 2 тк СС № 17 от
30.6.43 (NARA, T354, R605, f421,
422).
[9] ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2777. Д. 75. Л. 333.
[10]
[11]
«Сов. секретно!». Документы штаба 4 ТА (цит. по Курская битва, М,: Наука, 1970.
С. 514.
[12]
[13] РЦХДНИ. Ф. 71. Оп. 25. Д. 9027. Лл. 1-5.
[14] Военная энциклопедия. М.: Воениздат, 2003. Т. 7. С. 67, 68.
[15] ЦАМО РФ. Ф. 332. Оп. 4948. Д. 31. Лл. 44-45.
[16] ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 431. Лл. 57-60.
[17] В 1945 году в труде Генштаба предлагалась следующая периодизация оборонительной операции: 1-й этап – бои на обояньском направлении 5-9 июля; 2-й – бои под Прохоровкой 10-12 июля; 3-й – бои в районе Лески, Гостищево, Шахово 13-15 июля; 4-й – контрнаступление с целью восстановления положения 17-25 июля (Н.М. Замятин и др. Битва под Курском. М.: Воениздат, 1945).
[18] ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2777. Д. 75. Лл. 399-402.
[19] Жуков Г.К. Курская битва. М.: Наука, 1970. С. 55.
[20]
[21] Гриф секретности снят. М.: Воениздат, 1993. С. 188.
[22] ЦАМО РФ. Ф. 203. Оп. 2843. Д. 301. Л. 255 и Ф. 240. Оп. 2795. Д. 3. Л. 204об.
[23] ВИА № 2 (50), 2004. С. 56.
[24] ЦАМО РФ: Ф. 203. Оп. 2843.
Д. 427. Л. 17.
[25] Численность личного состава
Степного фронта на 20 июля 1943 года: по списку - 451524 человек (по штату -
572683). В том числе: 4 гв. А – 83391 (83385), 7 гв. А – 80367 (118919), 47 А –
82831 (93807), 53 А – 72035 (85480), 69 А - 70028 (111562), 5 ВА – 16316
(18220), части фронтового подчинения (без учреждений госбанка и т. п.) - 46556
(61310) (ЦАМО РФ. Ф. 240. Оп. 2795. Д. 38. Л. 1).
[26] Замулин В.Н.. Прохоровское сражение. М., Фонд Народная память, 2002. С. 219.
[27] BA-MA: RS 2-2/17; 2-2/18. Teil 2.
[28] Великая Отечественная война 1941 – 1945 гг. М.: Наука, 1998. Т. 2. Перелом. С. 269.
[29] Jentz T.L. Panzer Truppen, II,
p. 93, 132; Zetterling N., Frankson A. p. 122; NARA, T312, R58;
T313, R376; T354; R607,
f521; BA-MA RH 24-23/126.
[30] Brand D. Vor
60 Jahren: Prochorowka (
[31] РЦХДНИ. Ф.71. Оп. 25. Д.
18802с. Лл. 47-50.
[32] Замулин В.Н. Указ. соч., с. 320.
[33] ЦАМО РФ. Ф. 16. Оп. 1720. Д. 14. Лл. 7-22.
[34] М. Зефиров. Штурмовая авиация Люфтваффе. М., 2001, изд. АСТ.